Ястреб как дышит: Чем дышит зебра, жук, дождевой червь, мухомор,береза,ястреб

«Два огромных диких глаза глядят на меня» Как приручить ястреба-тетеревятника: Книги: Культура: Lenta.ru

На русском языке вышла книга писателя, историка, преподавателя Кембриджа Хелен Макдональд «»Я» значит «ястреб»». Это автобиографический роман, в котором автор рассказывает о том, как воспитывала и учила охотиться ястреба-тетеревятника по имени Мэйбл. Роман «»Я» значит «ястреб»» был впервые опубликован в 2014 году и стал громким событием. За два года вышло более сорока переизданий на 15 языках. Книга получила премию Costa за лучшее биографическое произведение и возглавила списки бестселлеров по версиям изданий New York Times, Time, Washington Post, VOGUE и Publishers Weekly. Крупнейший американский онлайн-магазин Amazon.com включил «»Я» значит «ястреб»» в 10 главных книг 2015 года, куда также вошли «Девушка в поезде» Полы Хокинс и «Безгрешность» Джонатана Франзена. В России книгу выпустило издательство АСТ. «Лента.ру» публикует фрагмент текста.

Пррт-пррт-пррт. Одна вопросительная нота повторяется снова и снова, словно телефонный звонок от прячущейся в листве птицы. Она и заставила меня проснуться. Из кроны липы, что растет у моего окна, доносилось чириканье зяблика, а я лежала и смотрела, как утро постепенно становится светлее, и слушала, как за оконным стеклом с места на место по дереву перемещается этот звук. Зяблик дождь накликивает. Замечательное объяснение чириканью, которое похоже на вопрос, не предполагающий ответа. Никто не знает, почему зяблики издают такой звук, но издавна принято считать, что он предвещает плохую погоду.

В пятидесятых годах прошлого века в небольшой исследовательской лаборатории в Мадингли, за несколько миль от того места, где я сейчас лежала, ученый по фамилии Торп проводил эксперименты с зябликами, чтобы понять, как они учатся петь. Он выращивал молодых зябликов в полной изоляции в звуконепроницаемых клетках и с интересом слушал обрывочный щебет, который издавали его несчастные питомцы. Как ему удалось выяснить, существует некое временное окно, в которое изолированные птенцы должны услышать сложные трели, искусно выводимые взрослыми особями. Если же такого окна нет, сами они никогда не смогут щебетать как следует. Ученый пробовал ставить едва оперившимся птенцам пленку, где было записано пение других видов птиц: интересно, можно ли заставить маленьких зябликов петь, как, к примеру, лесные коньки? Это было принципиально новое исследование процесса эволюции, но в то же время работу насквозь пронизывали опасения периода холодной войны. Вопросы, которые задавал себе Торп, ставились на послевоенном Западе, одержимом идеей национальной идентичности и боявшемся промывания мозгов. Каким образом ты узнаешь, кто ты? Можно ли изменить свою национальную принадлежность? Можно ли тебе верить? Что делает тебя зябликом? Откуда ты родом? Торп обнаружил, что дикие зяблики из разных местностей имеют разные диалекты. Я внимательно прислушивалась к птичьему пению за окном. Да, это щебетание отличается от щебетания суррейских зябликов, которое я хорошо помнила с детства. Звук тоньше и менее сложный. Казалось, он прерывается до того, как трель успела полностью отзвучать. Мне подумалось, что было бы хорошо опять послушать суррейских птичек. Вспомнились печальные пернатые в звуконепроницаемых клетках и то, как ранний опыт учит нас тому, кто мы такие. Вспомнился дом из моего сна. А потом и дом, где я живу. И тогда у меня внутри постепенно разлилось приятное волнение, и я поняла, что теперь в моем доме все будет по-другому. Все дело в ястребе. Я закрыла глаза. Ястреб внес в дом дух дикой природы, подобно тому, как букет лилий наполняет его ароматом. Скоро начнется новая жизнь.

В полусвете комнаты с задернутыми занавесками она сидит на присаде с клобучком на голове, спокойная и удивительная. Грозные когти, жуткий крючко- ватый черный клюв, гладкая грудь цвета кофе с молоком, обильно украшенная светло-шоколадными пестринками точь-в-точь как какой-нибудь самурай в доспехах цвета каппучино. «Привет, ястреб», — шепчу я, и при звуке моего голоса птица, встревожившись, чуть топорщит перья. «Ш-ш-ш! — говорю я себе и ей. — Ш-ш-ш!» Потом надеваю сокольничью перчатку, делаю шаг вперед и беру ее на кулак, отвязав должик от присады.

Она машет крыльями. Бьется. «Безумное метание в страхе и ярости, когда привязанный ястреб кидается вниз с кулака в диком порыве обрести свободу». Так описал этот бросок Уайт в «Ястребе-тетеревятнике». Сокольник, объясняет Уайт, должен «поднять ястреба обратно на кулак другой рукой, исполнившись ласки и терпения». И я поднимаю ее назад на кулак, исполнившись ласки и терпения. Когти птицы судорожно вцепляются в перчатку. Присада движется. Я чувствую, как птичий мозг пытается понять это новое. Но пока присада — это единственное, что я знаю. Буду держаться крепко. Я заставляю ее ступить на присаду и прикидываю вес особи. У ястребов есть полетный вес, так же как у боксеров есть боевой вес. Слишком толстый или высокий ястреб не очень-то любит летать и не станет возвращаться на зов сокольника. Невысокие ястребы просто ужасны: худые, печальные, лишенные сил летать с удовольствием и изяществом. Снова посадив птицу на кулак, я прощупываю ее грудину голыми пальцами другой руки. Птица упитанная, под перьями я ощущаю жар ее кожи, и до моих пальцев доходит нервное биение сердца. Я вздрагиваю. Отдергиваю руку. Суеверие. Не могу заставить себя щупать это трепетание жизни, не могу не бояться, что вдруг из-за моего чрезмерного внимания оно остановится.

Я сижу в гостиной, засунув между пальцами в перчатке под ее чешуйчатыми лапами кусок сырого мяса, и жду. Одну минуту, вторую. Третью. Потом снимаю у нее с головы клобучок.

Два огромных диких глаза глядят на меня долю секунды и исчезают. Прежде чем птица успевает сообразить, что, черт возьми, происходит, она пытается как можно быстрее улететь отсюда. Но ее полет резко прерывается опутенками, и, поняв, в какую западню попала, она в отчаянии начинает пронзительно щебетать. Ей не скрыться. Я снова сажаю ее на перчатку. Под перьями — сухожилия, кости и колотящееся сердце. Она снова начинает бить крыльями. Снова и снова. Как я этого не люблю! В первые несколько минут остается только свыкнуться с мыслью, что ты пугаешь ястреба, хотя тебе хочется добиться прямо противоположного. После трех ее неудачных попыток взлететь мое сердце стучит, как зверь в клетке, но птица вновь посажена на перчатку. Клюв раскрыт, глаза горят. А потом наступает исключительно напряженный момент.

Фото: Bernd Zoller / Globallookpress.com

Ястреб-тетеревятник смотрит на меня в смертельном ужасе, и я чувствую, что наши сердца бьются в унисон. В сумраке комнаты птичьи глаза светятся серебряным светом. Клюв все еще раскрыт. Она горячо дышит мне прямо в лицо, и я ощущаю запах перца, мускуса и горелого камня. Ее перья слегка топорщатся, крылья полураскрыты, а чешуйчатые желтые пальцы и изогнутые черные когти крепко держатся за перчатку. Такое ощущение, что у меня в руке горящий факел. Моему лицу тепло от жара, исходящего от испуганной птицы. Она глядит. Глядит не отрываясь. Медленно ползут секунды. Ястребиные крылья опускаются ниже, птица приседает, готовясь к бою. Я отвожу глаза. Нельзя встречаться с ней взглядом. Изо всех сил стараюсь держаться так, словно меня здесь нет.

За годы тренировки ловчих птиц я вывела правило: надо научиться быть невидимой. Именно так следует поступать, когда только что приобретенная птица сидит на твоем левом кулаке в состоянии дикого страха, готовая сражаться. Ястребы — не общественные животные, как собаки или лошади, они не понимают ни принуждения, ни наказания. Единственный способ их укротить — ласково предлагать пищу. Если вам удастся заставить птицу есть пищу из ваших рук, это будет первым шагом в завоевании ее доверия, и в конце концов вы станете товарищами по охоте. Но промежуток между страхом и согласием есть с рук пищу огромен, и вам нужно пройти его вместе. Когда-то я думала, что тут дело в бесконечном терпении. Но нет. Требуется нечто большее. Вам следует стать невидимкой. Представьте себе: вы в затемненной комнате сидите с ястребом на кулаке. Птица неподвижна, напряжена и насторожена, как заряженная катапульта. Под большими когтистыми лапами — кусок сырого мяса. Вы хотите, чтобы она смотрела на мясо, а не на вас, потому что знаете — хотя и не глядите в ее сторону, — что ее глаза в ужасе застыли на вашем профиле. И слышится только влажное «клик-клик-клик», когда она моргает.

Чтобы преодолеть образовавшуюся пропасть и добиться возможного согласия между вашими временно парализованными, не работающими сознаниями, вам нужно — как можно скорее — исчезнуть. Вы должны выбросить все из головы и замереть. Абсолютно ни о чем не думать. Ястреб превращается в странное, пустое понятие, плоское, как фотография или эскиз, но в то же время он, словно злобный верховный судья, крайне важен для вашего будущего. Ваша рука в перчатке чуть сжимает мясо, и вы ощущаете легкое смещение веса птицы. Потом краем глаза замечаете, что мясо найдено. И тогда, все еще оставаясь невидимой, вы воображаете, что, кроме мяса и ястреба, в комнате ничего нет. Вас-то уж точно. И надеетесь, что птица станет есть, и вы тогда сможете постепенно вернуться в реальность. Даже если вы не шевелите ни одним мускулом и просто спокойно переходите в более нормальное состояние, ястреб об этом знает. Поразительно, но требуется довольно много времени, чтобы вновь стать собой в присутствии ястреба.

Впрочем, мне не нужно было этому учиться. Я все прекрасно умела. Этому трюку я научилась еще в детстве. Маленькая, немного боязливая девочка, одержимая птицами, любила исчезать. Как и Джамбо из кинофильма «Шпион, выйди вон!», я была наблюдателем. Причем всегда. В детстве я привыкла забираться на холм за домом и вползать на животе в свое любимое укрытие под кустом рододендрона, прячась за его свисающими ветвями, словно маленький снайпер. Из этого тайного убежища, где мой нос почти касался земли, вдыхая запах мятого папоротника и кислой почвы, я смотрела на мир внизу и наслаждалась поразительным ощущением спокойствия, которое возникает, когда тебя не видит никто, а ты видишь все. Я смотрела, но не действовала. Искала защищенности в состоянии невидимости. Но желание превращаться в невидимку иногда становится привычкой. А в жизни это совсем ни к чему. Поверьте, совсем ни к чему. Особенно, когда общаешься с окружающими — любимыми, друзьями, родными, коллегами. Но в первые несколько дней дрессировки нового ястреба эта способность оказывается величайшим искусством.

Кадр: фильм «Потерянные и безумные»

Сидя там с ястребом, я была абсолютно уверена в себе. «Я знаю, что надо делать, — думала я, — и я прекрасно умею — хотя бы это. Мне известны все фигуры этого танца». Сначала ястреб начнет есть у меня с руки — с той, что защищена перчаткой. Затем, в течение нескольких дней, птица будет становиться все более ручной, отчасти потому что я держу ее в помещении и постоянно присутствую рядом. Именно так делали сокольники пятнадцатого века. Вскоре, захотев есть, она сама начнет садиться, а потом и запрыгивать на мой кулак. Я буду делать долгие выноски, чтобы она привыкла к машинам, собакам и людям. Потом она будет прилетать ко мне, если я позову, сначала на длинном шнуре, а после и без него. А затем…

Затем… Я попросила друзей меня не беспокоить. Набила холодильник птичьим кормом и отключила телефон.

Так я стала отшельницей с ястребом, которая сидит в затемненной комнате с книгами вдоль трех стен, линялым афганским ковром и диваном с заляпанной обивкой из желтого бархата. Над зашитым досками камином висело зеркало, и в его старинном стекле смутно отражался задом наперед прикрепленный надо мной к стене рекламный плакат компании «Shell» 1930-х годов. «Shell» не подведет!» — гласил он, а рядом с надписью над дорсетским побережьем плыли едва намеченные тучи. В комнате стоял старый телевизор, пол покрывал кусок зеленой, цвета мяты, искусственной кожи, на котором я установила присаду. Две темно-зеленые занавески в цветочек закрывали от нас внешний мир. Мне нужно было сидеть неподвижно, ни о чем не думать и надеяться на успех. Но минуты тянулись, и приходилось хотя бы немного шевелиться: переставить ногу, чтобы не затекла, поморщиться, если щекотало в носу, и всякий раз при малейшем моем движении птица вздрагивала от страха. Но краем глаза я все же видела, что она постепенно успокаивается. Птица выпрямилась и уже больше не сидела, пригнувшись, готовая вот-вот взлететь. И в комнате теперь не так ощущался страх.

В старину такое поведение сокольника называлось наблюдением. Меня это состояние обнадеживало, поскольку было привычным — я могла уйти в свои мысли, будучи одновременно и осторожной, и серьезной. Впервые за несколько месяцев в моей жизни появился смысл — ждать того момента, с которого начнется все остальное: ястреб наклонит голову и начнет есть. Больше мне ничего не надо было. Так что оставалось одно — ждать, наблюдать. Когда сидишь с ястребом, кажется, что часами задерживаешь дыхание без всяких усилий. Грудь не поднимается и не опускается, только чувствуешь удары сердца — они отдаются в кончиках пальцев: тихая, прерывистая пульсация крови, которая — поскольку, кроме нее, никакого другого движения я не ощущала — представлялась мне чем-то посторонним, чуждым. Словно это билось сердце иного человека или нечто жило своей особой жизнью у меня внутри. Нечто с плоской головой рептилии, с двумя тяжелыми опущенными крыльями. Со скрытыми тенью боками с крапинками, как у дрозда. Полумрак в комнате приобрел какой-то зеленоватый оттенок — вокруг было темно и прохладно, почти как под водой. За окном своим чередом шла обычная жизнь — жаркая и далекая. По занавесям скользили тени — люди, шедшие в магазины, студенты, велосипедисты, собаки. Смутные очертания человеческих фигур, издающие звуки, похожие на те, что бывают в самодельном телефоне из пластиковых стаканчиков и нитки, — нечеткие и неразборчивые. Шлеп-шлеп идущих ног. Шуршание шин очередного велосипеда. Тянулись минуты. На ковер к моим ногам медленно опустилась пушинка из кроющих перьев птицы. Маленькая звездочка, почти без перьевого стержня, просто комочек мягкого белого пуха. Я долго смотрела на него. С такой сосредоточенностью, хотя и блуждая мысленно совсем в других сферах, я разглядывала лишь клочок ягеля, что оказался у меня перед глазами в тот день, когда зазвонил телефон.

«Нервишки пощекотать», — говорил папа о такой работе. Так называли лондонские журналисты опасные задания редакции. Высунуться из вертолета с фотоаппаратом в одной руке, а другой уцепиться за дверной проем, потому что порвались ремни безопасности. Или, примостившись на шаткой железной ступеньке, приделанной к камню на высоте более ста двадцати метров, смотреть сквозь объектив «рыбий глаз» с верхушки Солсберийского собора. «Нервишки пощекотать? Я выполняю такие задания, глядя в фотоаппарат, — объяснял папа. — Подношу его к глазу вот так, — и он имитировал свой жест, — и смотрю в видоискатель. Тогда отвлекаешься. И уже не боишься». У тебя больше нет тела, которое может упасть или как-то подвести: существует лишь квадратик на идеально круглом стекле и мир, который виден за ним, и в голове тысяча технических решений — какую выбрать выдержку, глубину резкости, как сделать, чтобы получилось задуманное.

Кадр: фильм «Семейка Тененбаум»

Сидя с ястребом в затемненной комнате, я чувствовала себя спокойнее, чем во все предыдущие месяцы. Отчасти потому, что у меня была цель. Но еще и потому, что дверь в окружающий мир закрылась. Теперь я могла подумать об отце. Я стала размышлять о том, как он справлялся с трудностями. Отделять себя от мира линзами фотоаппарата значило не просто защищаться от физической опасности. Они закрывали его и от других вещей, которые ему приходилось фотографировать, — от ужасных вещей, трагических, от несчастных случаев, железнодорожных катастроф, последствий городских бомбежек. И он опасался, что эта стратегия выживания может превратиться в привычку. «Я вижу мир через объектив», — немного грустно сказал он однажды, словно фотоаппарат, который был всегда рядом, лишал его возможности соучастия — вставая между ним и жизнью обычных людей

Перевод Н. Жутовской

люблю ястреба ястреб лучший стэньте ястреба

Ну да у меня нет идей для писательства и мне попросту лень ч то создавать поэтому выложу один из первых постов и ты мне ни ч не сделаешь пч я живу в зажопинске. пыс: дайте фидбек блять я не понимаю ч мне делать с тем ч я сюда ч то выкладываю может я вообще тут третий лишний так сказать а прихожу и выебываюсь как конченный. посыла у поста нет — писал еще во время начала арки войны с пфо поэтому прошлое ястреба додумано и по сути это хэдканон. слишком люблю этого засранца так же как и стекло поэтому совмещаю

Ястреб и прошлое

Темнота. Во мраке, ориентируясь только лишь на звуки и прикосновения взрослых, он чувствует тревогу. Внутри все сворачивается в грузный шар, что мешает дышать. Слух от напряжения обостряется, и он слышит буквально все: топот ног в самом конце коридора, шелест ткани костюмов, чесотку кожи одного из охранников и свистящее дыхание сопровождающей. До плеча резко дотрагивается женская рука — такая теплая, маленькая.

— Все хорошо, Кейго, — прозвучал родной голос где-то рядом.

— Мама, куда мы идем? — дрожащим голосом спросил мальчик, хватаясь за ладонь, словно тонущий за спасательный круг. Его пугала неизвестность, что кроется в черном пространстве, и единственным прозрачным лучом света средь темноты была мать.

— В одно очень интересное место, — завуалированно отвечает женщина, и Кейго чувствует улыбку на ее лице, пусть и не видит ничего.

Он чувствует все, начиная от подергивания пальцев матери и заканчивая сердцебиением человека слева. Он ощущает перьями все, а собственные рефлексы достигли своего пика. Он хочет убежать отсюда, выбежать на свет и, расправив алые крылья, улететь за горизонт — туда, куда отправляются зимовать птицы. Кейго чувствовал, что скоро должно случиться что-то плохое и трясущиеся колени, с бегающими по углам глазами лишь подтверждали этого.

Слух режет неожиданный скрип петель. Вздрогнув, он встает на месте, пытаясь найти источник звука; к сожалению или счастью, его кто-то грубо дергает за руку и мальчик, подавшись вперед, продолжил путь во мраке.

В лицо бьет холодный ветер. Такое ощущение, что они вышли на улицу, однако все так же он ничего не видел. «Я о-ослеп?» — думал мальчик, выходя из душной комнатки. Он шел, однако его снова одернули. До него доносится низкое предостережение: «Стой, пацан».

На фоне слышатся тихие разговоры, и в них он узнает голос матери. Она обсуждала что-то с мужчиной, по тону, предположительно, предпенсионного возраста. Повернувшись к ней, он пытается слушать, но ничего не входит — его снова разворачивают те же грубые руки.

— Говорят же тебе, не дергайся.

— Почему здесь так темно?

— …Лампы погасли.

После заявления мужчины пространство заполнил противный сигнал сирены. Моментный, он оставил отпечаток на ориентации Кейго. А после рева наступила тишина, в которой, словно дождь после раската грозы, зазвучал мягкий, словно успокаивающий, голос.

— Кейго Таками, — обратился к мальчику он, — сейчас тебе предстоит испытание. Оно непростое – не многие взрослые способны пройти его, но мы надеемся на тебя. Сейчас тебе нужно попасть своими перьями в предмет, стоящий в другом конце зала. Приступай.

И он преступил. Непринужденно и легко, словно он делал каждый день, он ощутил что-то круглое вдалеке и направил пару перьев в него. Молчание заполнил звук лопающегося шарика.

— Превосходно!

***

Ястребу всегда нравилось быть героем, пусть он этого и не выбирал. С того самого дня, как он впервые почувствовал страх, прошло много времени — упорные тренировки, страстное желание менять имидж каждый день и невероятные старания позволили пробить ему путь наверх. Путь в тройку лучших героев Японии.

Многие думают что, будучи таким молодым, Кейго добился всего лишь с помощью родителей — крупных бизнесменов, способных повлиять на кого угодно, — но это совсем не так. Может в слухах есть доля правды: если бы мать с отцом не подтолкнули его к дороге геройства, он так бы и остался глупеньким мальчишкой без амбиций, ведь зачем они нужны, когда есть деньги? Но желание самостоятельно реализовать себя в жизни было куда больше, чем у сверстников. По крайней мере, потому что героям намного тяжелее утвердить свой статус, нежели обычным гражданам; потому, чем раньше начнешь делать это, тем легче будет в будущем стать популярным и успешным.

Ястребу не нужна была популярность или же успех, — на самом деле он хотел лишь спасать всех, сильно не утруждаясь. Рисковать он хоть и любил, но когда тебе приходится делать это чуть ли не каждый день, невольно начинаешь задумываться: а нужно ли тебе это? Скорее нет, чем да.

Потому что Ястреб, не смотря на проделанные старания и пролитые кровь с потом, не любил работать. Это чувство он мог описать как жизнь художника — качая навык рисования и стремясь к совершенству, творец, достигнув апогея, осознает, что это в действительности ему не важно. Только, в отличие от рисования, статус героя никак не отбросить: на плечах лежит слишком многое, и репутация здесь не самое главное. Потому он решил пойти легким путем — втереться в доверие к Лиге, занять почетное место в рядах Фронта Освобождения, а после подло кинуть на произвол судьбы героям. Его не грызла совесть, нет. Он просто хотел скинуть с себя часть обязанностей, чтобы отдыхать с баночкой пива дома несколько дней спустя. Но… разве эти несколько бездарно потраченных часов стоят того?

Живите и дышите в Hawk Conservancy Trust — Hawk Conservancy Trust

Перейдя в Hawk Conservancy Trust почти полтора года назад, член команды Bird Оуэн Линкольн был очарован дикой природой, которая появляется, когда двери закрываются и территория Trust молчи. Присоединяйтесь к Оуэну, который расскажет нам, каково это — наблюдать за природой по вечерам, живя на месте:

«После того, как около 15 месяцев назад я переехал в Hawk Conservancy Trust, я думаю, можно с уверенностью сказать, что я освоился и встал на ноги! Жизнь на месте, безусловно, помогла этому процессу, и странно звонить туда, где вы работаете, но сейчас это определенно ощущается именно так.

Работать в Trust было моей целью на протяжении многих лет, и просыпаться здесь каждое утро — блестящее чувство! Конечно, у жизни здесь есть свои преимущества, но больше всего мне понравилось спокойствие на территории по вечерам.

Возможность прогуляться до потрясающего пейзажа Луга Уайлдфлауэра Рега, когда солнце садится, просто очищает ваш разум и, безусловно, захватывает дух. Несмотря на то, что это всего в двух шагах, вид на долину Ист-Чолдертон никогда не устареет.

Атмосфера здесь по вечерам совершенно иная, чем днем. Во время школьных каникул, когда я пишу эту статью, территория полна волнения и действительно кажется живой! Однако к шести часам, когда другие сотрудники ушли и птицы начали расселяться, вокруг треста воцаряется спокойная атмосфера.

Я чувствую, что пребывание здесь действительно дало мне гораздо более спокойный взгляд на жизнь в целом, и я думаю, что пребывание в окружении природы, безусловно, помогло этому!

Территория является домом для прекрасной дикой природы, которую можно увидеть в течение дня, в данном случае я не имею в виду наших хищных птиц, которые живут на территории, но я имею в виду диких животных и мини-зверей, которые также называют это место своим домом. В часы работы команда и посетители недавно увидели несколько невероятных зрелищ, будь то дикий сапсан, пролетающий во время шоу, пара хоббитов, передающих друг другу еду, или совсем недавно, и впервые для меня колибри, опыляющий бражник. .

По вечерам ночную смену берет на себя новая группа животных, и в это время ощущения совсем другие — совершенно особенные, потому что вокруг никого нет!

Направляясь вниз, чтобы вечером запереться и осмотреть парк, я регулярно вижу обыкновенных нетопырей и даже редко встречающихся коричневых ушастых летучих мышей, ловящих ужин над прудом в нашей арене Саванна. Я чувствую, что жизнь насекомых в этом пруду, безусловно, многочисленна, так как в это время года им приходится бороться с мигрирующими ласточками днем ​​и летучими мышами ночью! Я часто задаюсь вопросом, когда они вообще получают передышку?

Передвигаясь по парку рядом с лесом и на Лугу Уайлдфлауэра Рега, вдалеке можно услышать крики Маленьких Сов — изящный улюлюкающий крик, который всегда приятен. Чаще всего за этим следует культовый резкий крик цапли, пролетающей над головой; Если вы посещали Trust, я уверен, что вы знакомы с нашими местными цаплями. Это, смешанное с нашими резидентами Tawny Owls Sage и Troy, звонящими с этим знаменитым «twit’twoo», привносит в парк совершенно новое ощущение и почти жуткую атмосферу с наступлением ночи.

Потрясающее, биоразнообразное и славное место, которое я с гордостью называю своим домом. The Wildlife Center of Virginia

Название вида (EN):

Название вида (LA):

Дата поступления:

31 января 2014 г.

Дата выпуска:

: 14 марта 2014 г. 9000

округ Гринбриер, Западная Вирджиния

Причина госпитализации/состояние: 

Неизвестно

Прогноз: 

Результат: 

31 января краснохвостый ястреб №14-0072 был госпитализирован в Центр дикой природы. Ястреба в течение нескольких часов наблюдали на земле на чьем-то заднем дворе в округе Гринбриер, Западная Вирджиния, и он не сопротивлялся поимке. Спасатель доставил птицу в Общество защиты животных Гринбрайера, прежде чем ее перевезли в Центр.

При первичном осмотре ястреб не мог стоять, но ощущал поверхностную чувствительность лап. Птица с открытым ртом быстро дышала. Доктор Кристин Бриттон также отметила «эпифору» в левом глазу птицы — чрезмерное выделение слез, обычно в результате раздражения. У ястреба также был заросший клюв. Поскольку краснохвостый ястреб находился в состоянии стресса, ветеринары не стали делать рентгенограммы и после введения обезболивающего поместили птицу в кислородную камеру на ночь.

На следующий день были сделаны рентгенограммы, которые ничем не примечательны. После нескольких дней пребывания в кислородной камере краснохвостый ястреб № 14-0072 уже стоял на ногах, хорошо ел и больше не проявлял признаков учащенного дыхания или слезоотделения. Затем ветеринарный персонал справился [подрезал] клюв птицы, чтобы исправить его форму. 5 февраля ястреба перевели на улицу в промежуточный загон [C7]. 10 февраля ветеринары проверили состояние лап и оперения птицы и обнаружили у нее небольшую язву на правой лапе. Персонал очистил рану и наложил повязку. Затем ястреба перенесли в бокс большего размера [FP6], чтобы начать подготовку к полету.

В течение следующих двух недель реабилитационный персонал продолжал тренировать краснохвостого ястреба №14-0072. Благодаря ежедневным упражнениям летные способности ястреба улучшились, однако на обеих лапах птицы наблюдается больше язв. Эти язвы, вероятно, из-за бездействия в его корпусе. Персонал продолжит ежедневные занятия спортом и будет следить за состоянием птицы в течение следующих недель.
 

В Центре дикой природы мы лечим выпуск. Ваше пожертвование поможет поддержать спасательную работу Центра с этим ястребом… и с тысячами нуждающихся диких животных.

14 марта 2014 г.

Краснохвостый ястреб №14-0072 продолжал свою ежедневную летную подготовку и за последние несколько недель показал стабильное улучшение.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *